Диво - Страница 195

195

«Третий секретарь посольства» для уха неосведомленного звучало весьма звонко и многозначительно, однако Валерий сразу же положил конец наивности Бориса:

— Товарищ профессор, не утешайте себя надеждой, что к вам приставлен бог весть какой посольский чин! Третий секретарь — это не первый и даже не второй…

— Однако ж. — Борис Отава в самом деле малость растерялся, в этих вопросах он отличался совершеннейшей наивностью. — Я полагал, что…

— Я прекрасно вас понимаю! Все едущие сюда по важным делай считают, что заниматься ими будет непременно сам посол. Поймите же, дорогой профессор, у посольства своих хлопот полон рот, выражаясь не дипломатично…

— Понимаю. Но мое дело… Речь идет о ценностях незаурядных… государственных… исторических…

— Все сделаем… Единственное, о чем я вас прошу: соблюдайте спокойствие. Мобилизуйте все свое чувство юмора…

— Чувство юмора? — Борис засмеялся. — Кажется, я утрачиваю это чувство. Ибо какое, в самом деле, отношение к моей миссии может иметь чувство юмора, которым, хвала богу, меня, кажется, не обделили.

— Эге, — потер ладони Валерий, — вы еще не знаете, с какими типами придется вам иметь дело… Тут уж если человек получает от государства марки, то он их отрабатывает полностью! Вы в этом убедитесь!

— Я должен попасть в Марбург, — сказал Отава.

— Мы там будем, поверьте мне, — заверил его Валерий, — но вооружитесь выдержкой… Езды в Марбург — всего лишь несколько часов, главное проскочить здесь…

Нужного им чиновника Валерий нашел довольно быстро и договорился с ним о встрече еще в тот же день после обеда. На посольской «Волге» они подъехали к высокому модерному сооружению, скоростной лифт мигом выбросил их на двенадцатый или же на пятнадцатый этаж; они прошли по длинному коридору, наполненному сверканием пластика, алюминия и стекла, Борис попробовал перечитывать аккуратные таблички на полированных пластиковых дверях, но Валерий сказал, что он приблизительно знает, где сидит тот чиновник, с которым им придется вести переговоры; коридор неожиданно уперся в короткое боковое ответвление, там был еще один лифт, но уже не скоростной, маленький, скромный, чуть ли не персональный, — они с трудом вместились в тесной кабинке, поехали уже не вверх, а вниз, попали в какой-то тупик, а в этом тупике было свое глухое место, украшенное роскошной широкой дверью, на которой красовалась табличка с черными готическими буквами:

...

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОВЕТНИК

ПО ВОЗМЕЩЕНИЯМ ВАССЕРКАМПФ

Звонка здесь не было, стучать тоже не пришлось, потому что, как только они переступили незримую черту, за которой из простых прохожих превращались в посетителей герра Вассеркампфа, дверь беззвучно открылась сама собой, и в глубине просторного светлого кабинета с модерной низкой мебелью навстречу им встал из-за длинного полированного стола сам государственный советник, мужчина средних лет, одутловатый, рыхловатый, довольно высокий, в сером костюме из легкой ткани, которую называют «мачок». Кондиционер поддерживал в кабинете постоянную температуру, воздух здесь был свежий, однако Вассеркампф с напускным видом тяжело переводил дыхание, идя навстречу своим посетителям, и, еще не подпустив их к себе, не дав поздороваться или представиться, воскликнул панибратским тоном:

— Ну и жара — дышать нечем!

— Не заметил, — буркнул Борис, забывая о предостережениях своего спутника.

Чиновнику только этого и нужно было.

— Как же так? — воскликнул он. — Вы приехали из такой далекой холодной страны и не замечаете нашей жары? Или, быть может, я ошибаюсь? Ведь вы из России — нетва?

Он каждый раз повторял это свое «нетва», что должно было означать «не правда ли?», видимо, нарочно искажая диалектом общегерманское «нихт вар». Но Борису в эту минуту было не до лингвистических тонкостей.

— Профессор Киевского университета Борис Отава, — воспользовался паузой Валерий.

Вассеркампф поклонился, пригласил садиться. Борис взглянул на Валерия довольно многозначительно. Первый бой был выигран отнюдь не благодаря сдержанности. Этого типа нужно атаковать и штурмовать сразу, с первого же слова. Вот они сели и сразу же приступят к делу. Однако Валерий, которому надлежало бы перехватить инициативу разговора в свои руки, почему-то молчал. Вежливо улыбался, начал пить какую-то бурду, предложенную немцем, пришлось пить и Борису, словно он ради этого ехал сюда из далекого Киева.

— Так, так, — промолвил Вассеркампф, щуря глаза, — еще день-два, еще несколько дней… Чистая случайность, что вы видите меня здесь за столом… Наступает то время, когда все мы разъезжаемся… Тут слишком жарко… Человек должен время от времени погружаться в море… Мы, немцы, отдаем предпочтение Адриатике… Везем туда каждое лето свои полиартриты, подагры, одышки… На оба берега — на итальянский и югославский. Венеция, Дубровник, Черногория… Монтенегро… В Монтенегро, по мнению наших жен, великолепнейшие любовники! Ночью они спускаются с гор на побережье, а утром снова исчезают в своих загадочных горах, это просто мистика какая-то, но наши жены… Ха-ха! Я называю это запоздалыми возмещениями, к тому же не по адресу. Ибо во время войны в Монтенегро, то есть в Черногории, стояли не наши войска, а итальянские, и эти итальянцы вдоволь развлекались с черногорскими девушками, поэтому соответствующие вознаграждения черногорцам надлежало бы получать именно с итальянских девушек, а не с немецких нетва?

— Слушайте, — неожиданно спросил Борис, — ваши предки не из моряков?

195