Диво - Страница 55

К оглавлению

— Э, — сказал он, — а белого бобра ты видел когда-нибудь?

— Чего? Что? — не понял Какора.

— Белого бобра, спрашиваю, когда-нибудь видел?

— Белого? Бобра? Врал бы ты кому другому, а не Какоре, добрый человек!

— Дак что ж с тобой разговаривать! — пожал плечами мужчина и снова наладился уходить.

— Ну! — взревел Какора. — Вот осел божий! Да ты говори толком! Бобер?

— Бобер.

— Белый?

— Белый!

— Врешь!

— А ежели вру — так и уйду себе с богом!

— Ну! Гей-гоп! Стой! Что хочешь?

— А ничего.

— Как это?

— А так: не меняю.

— И почему?

— А пускай мне останется.

— Зачем же похвалялся?

— Дак чтоб ты знал, что у меня белый бобер есть, а у тебя нет! Мужчина беззвучно рассмеялся прямо в нос Какоре и теперь уже пошел от купца, не слушая его проклятий и угроз.

— Ну и людишки! — обращаясь снова к Сивооку, почесал в затылке Какора. — Видал такого дурака!

Он снова попытался привлечь дикую душу Сивоока, ибо чувствовал себя, наверное, одиноко и неопределенно, забредя в этот город, который сразу послал на них то дикого ревучего зверя, то лукавого человека, то невероятной красоты святыню.

— Засмотрелся на это диво? — кивнул Какора на храм. — Вот поедем со мной в Царьград, так увидишь там святую Софию, а еще тысячу церквей и монастырей, которых нет нигде на свете, да золото и камень дорогой, да мусию, да сосуды, да иконы. Держись Какоры — не то еще увидишь!

Снова пришло несколько горожан; теперь были не только мужчины, но и женщины; волосы у них были русалочьи и глаза такие, что утопал ты в них насквозь и словно бы осыпало тебя попеременно то ледяными иголками, то горячим огнем. Какора развеселился, люди подходили и подходили, одни что-то там несли, у других вспыхивали в руках при свете солнца густым ворсом дорогие меха; кто нес мед, кто мясо, уже и не для обмена, а просто для угощения прибывших гостей.

Купец раскладывал свой товар, расхваливал, сыпал словами, приглашал, предлагал, набивал себе цену.

— Ну-ка, навались, берите ромейские паволоки, хоть и самого князя в них можно одеть, не то что ваше полотно, водой моченное, солнцем беленное, а тут одной золотой нитки хватит, чтобы окутать весь ваш город с его валами и частоколами. А это ножи, хоть на медведя с ними, хоть на тура иди — ребра раскроят, голову отрежут при одном взмахе! А тут орех мускатный, из самой Гиндии, за пригоршню семь волов дают. Да и знаете ли вы, что такое волы? А шафран — из самой Персиды, опять же за пригоршню коня нужно отдать. А с вас — то и двух мало будет, ибо никто в такую даль не забьется, кроме Какоры, а Какора — это я. Гей-гоп! А уж перец — это лишь на золото! Вес на вес. Да только где вам взять золото, вы, наверное, и серебра еще не видели. Вон у меня отрок есть, у него на шее медвежий зуб в золото оправлен, гляньте и увидите!

Тогда вышел вперед дебелый мужчина, задрал длинную сорочку и из-за пояса портов достал что-то завязанное в грязную тряпку. Неторопливо развязав свой узелок, мужчина издали протянул на раскрытых ладонях свою тряпочку Какоре; сейчас этот лоскут казался еще грязнее, потому что на нем сверкающим комком, величиной с кулак, лежал золотой слиток.

Какора рванулся к золоту, но, видимо, вспомнив о лукавом владельце невиданной белой бобровой шкуры, равнодушно причмокнул и, прищурившись на тихий блеск золота, сказал:

— Хочешь обменять?

Мужчина молчал, и все молчали. Но еще один на такой же самой захватанной тряпке с другой стороны показал Какоре кучку разноцветных камушков, от которых у купца уже и вовсе хищно загорелись глаза. А там одна из женщин, старая-престарая уже, с потемневшим лицом и увядшей улыбкой, показала Какоре золотую гривну на руке, сделанную в виде тура, который пытается рогами поддеть большое золотое яблоко, а задними ногами точно такое же яблоко отталкивает.

— Так как, — пересохшим голосом произнес Какора, — откроем обмен?

— А зачем обмен? — сказала женщина с золотыми яблоками на руке. Хочешь есть-пить, так бери. Гостем нашим будешь. Что понравится — подарим, да и уходи себе. А мы останемся здесь.

— Не годится так, — сурово сказал Какора. — Обычай всюду такой, чтобы меняться. Ты мне — я тебе. Вы имеете золото, драгоценные камни, а у меня… — Он снова кинулся раскладывать товар, доставать оружие, посуду, разные причиндалы, крестики из твердого маслянистого дерева, маленькие иконки на тесемках и тонких верижках.

— Что у нас есть, то нам и останется, — сказал из толпы один из мужчин. — А твое пускай тебе остается.

— Да зачем же оно мне! — изумленно воскликнул Какора.

— А раз оно тебе ни к чему, то нам и тем более, — засмеялся кто-то сзади.

Купец взмок от напрасных усилий добиться толку со странными горожанами. Нацедил из бочонка меду, приник к серебряному ковшу, посматривая своими выпученными глазами на людей, потом долго причмокивал, протянув ковш:

— Ну, кто хочет?

Вперед выступил обладатель золотого слитка, взял ковш, неумело хлебнул, поперхнулся, потом все-таки допил, посмотрел на своих:

— А вкусное! У нас не такое.

— Ге-ге! — С довольным видом похлопал его по плечу так, что тот даже присел, Какора. — Еще и не такое имею. Так начнем обмен! Ты мне золото, а я тебе бочонок меду!

— Да возьми ты его себе, ежели оно тебе так по душе, — просто сказал мужчина и выкатил из тряпки слиток прямо в горсть Какоры, а тряпочку не дал, спрятал снова под сорочку.

— Бери бочонок, — крикнул Какора. — Все бери, что хочешь! Выбирай!

— Да зачем мне? — почесал за ухом мужчина. — Пускай вот она отведает твоего питья…