Диво - Страница 214

214

Пускай бог всемогущий будет посредником во всех делах и укажет милостиво, что ему нравится, а нам пользу принести может».

— Вы узнаете, профессор, этот текст, нетва? Это харатья Thietmari Merseburgensis Episcop Chronicon — из хроники Титмара Мерзебургского, немецкого епископа, который в тысяча восемнадцатом году был в вашем Киеве вместе с польским князем Болеславом, — нетва? Вы не назовете его завоевателем — нетва?

— Нет, мы называем Титмара очевидцем, — сказал спокойно Борис, — это один из старейших очевидцев, который оставил нам описание Киева без позднейших исправлений, дописок и выдумок, как это, к сожалению, наблюдается в летописях и в исторических произведениях.

— Прекрасно! — воскликнул, вскакивая со стула, Вассеркампф. — Вы не отрицаете ценности и важности работы мерзебургского епископа Титмара! Эта книга пережила девятьсот тридцать семь лет. Сто девяносто две харатьи древнего пергамента. Не один листик, а сто девяносто два! Это была собственность Саксонской библиотеки в Дрездене, и эти сто девяносто два листа пергамента, который просуществовал девятьсот тридцать семь лет, сгорели в мае сорок пятого года вместе с Саксонской библиотекой, вместе с Дрезденом, в результате, как сказал бы сам Титмар, огромной бомбардировки американской авиации. Нетва?

— Вы сообщаете нам об этом таким тоном, — не удержался Борис, — как будто хотите сказать, что мы должны благодарить за спасение нашего пергамента, хотя бы той одной страницы, которую я сейчас разыскиваю.

— Возможно, даже так, — пожал плечами Вассеркампф, — все возможно, если подумать. Я вам уже говорил о вашем художнике. Представьте себе: его выкатили из вагона, он превратился в обледенелую глыбу. Получилось так, что американцы круглосуточно бомбили город, люди вынуждены были сидеть в укрытиях, а на станции в это время стоял эшелон с пленными. Был большой мороз, кое-кто из пленных, имея не очень теплую одежду, страдал от холода, хотя и известно, что русские весьма привычны к холоду, кое-кто и вовсе замерз насмерть. Пришлось высвобождать от них вагоны, для этого было мобилизовано население, то есть старики и женщины, женщины выкатывали замерзших из вагонов, и вот у одного замерзшего в камень одна немецкая женщина совершенно случайно увидела уголок какой-то бумаги на груди. Она расстегнула на мертвом одежду, достала эту бумагу и сразу узнала в ней диплом Флорентийской академии искусств, потому что точно такой же диплом имел и ее муж, которого взяли на Восточный фронт в саперные части и где он погиб. Женщина прислонилась ухом к груди русского и услышала, что у него еще бьется сердце. Оно билось еле слышно, жизнь держалась, как говорится, на волоске в этом теле, но женщина решила спасти эту жизнь! Она украла, буквально украла замерзшего пленного, привезла к себе домой, возвратила его к жизни, втайне от соседей прятала художника у себя в квартире до самого конца войны. Потом он возвратился к себе домой.

— Труднее было бы сосчитать и рассказать о тех, кто не возвратился и никогда не возвратится, — сказал Борис.

— Мы стараемся возвратить все, — торжественно заявил Вассеркампф, — и надеюсь, что никому не даем оснований сомневаться в немецкой честности. Мог бы привести вам пример, касающийся исторических документов. Речь идет о «Кодексе Супраслиенсис», проще говоря — Супрасльском кодексе, который до войны был собственностью Варшавской государственной библиотеки. Герр профессор слыхал об этом кодексе, нетва?

— Это моя специальность, — подтвердил Отава.

— И герр профессор знает, какую ценность представляет собой кодекс. Десятое, а может, и девятое столетие. Писано кириллицей, возможно, где-нибудь в Прикарпатье, то есть на территории современной Украины. Двадцать четыре менаэум, то есть житий святых, гомилии, приписываемые Иоанну Крестителю, Епифанию Кипрскому и патриарху Фотию. Рукопись эта была спасена кем-то из наших солдат во время пожара Варшавы в сорок четвертом году, в противном случае ее постигла бы точно такая же участь, как хронику Титмара.

— И чтобы спасти эту рукопись, пришлось взорвать всю Варшаву! саркастически заметил Борис.

Вассеркампф сделал вид, что не заметил сарказма в тоне собеседника, он был целиком увлечен своим рассказом.

— Но американцы, занимая наши города, к сожалению, не всегда были разборчивыми в средствах, иногда они прибегали и к примитивнейшему грабежу, так Супрасльский кодекс очутился в США и недавно был представлен на одном из аукционов и был продан за большие деньги. Хорошо, что нашлись порядочные люди в американской фирме, которая импортирует из Польши продовольственные товары. Они выкупили кодекс и подарили польскому народу. Это было благородно — нетва?

— А все-таки, герр Вассеркампф, — сказал Валерий, молчавший до сих пор, — когда мы поедем в Марбург? Спрашиваю вас совершенно официально.

— Завтра, — торопливо ответил Вассеркампф, — надеюсь, что завтра мы сможем поехать, несмотря на некоторые компликации. Но еще сегодня я попытаюсь все устроить…

Назавтра Вассеркампфа вообще не оказалось в управлении. Он исчез и появился лишь через день, сразу же позвонил в посольство, пригласил к себе Валерия с профессором, встретил их точно так же радостно, как и раньше, казался даже помолодевшим, приподнятым, словно чиновник, который только что получил орден.

— Вы узнаете меня, майне геррен? — воскликнул он, обращаясь к своим посетителям. — Ставлю пять марок, что вы меня не узнаете, — нетва? Я потратил вчера целый день, но это не был напрасно потраченный день. Вы можете угадать, где я был?

214